– Ну, всем приятных снов, – через несколько минут парнишка уже сладко спал.
– Нет, – с чего-то вдруг сказал Джим, взглянув на Барта, – даже не думай.
Это, конечно, относилось к извечным разговорам об опасности воришки. Мужчина это понял и с досадой причитал:
– Не думать? Вот увидите, проснемся, а его не будет.
– Посмотрим, – отмахнулся Норвуд, почему-то уверенный в Нике.
Тёплые ласковые лучи утреннего солнца падали прямо на глаза, весело пели птицы, радуясь новому дню, сладко пахло цветами. И во всю эту идиллию едва ли вписывался громкий хриплый крик Барта.
– Сир! Сбежал! Нету его! – мужчина потряс Джима за плечо, и тот открыл глаза.
– Кого нету?
– Вора вашего! – Норвуд резко вскочил на ноги и огляделся по сторонам. – Я же говорил вам!
– Во-первых, прекрати орать. А во-вторых, подумай! Он что, пешком ушёл? Вон Харли, там его вещи. Или ты думаешь, он бы оставил свою единственную лошадь? Идиот, – настроение моментально упало. И тут со спины раздался голос.
– Вы чего орёте с утра пораньше? – Ник удивленно смотрел на спутников и держал в руках небольшой холщовый мешок.
– И где ты был? – с упреком спросил Джим. Волган лишь молча протянул им мешочек с чем-то красным. Присмотревшись, парень понял, что это ягоды. Он уже было потянулся, чтобы взять одну, но его прервал голос слуги.
– Отравить решил! – на такое заявление Ник рассмеялся. – Чего усмехаешься?
– Вот это дубина! Вы где такого нашли? Лесную клубнику уже не узнает, – с этими словами парнишка невозмутимо отправил пару ягод себе в рот, – если бы я хотел вас отравить, принёс бы вам волчанку, а она ещё не поспела.
– Волчанку? – Джим посмотрел на Ника так, будто тот сказал что-то неприличное.
– Ну, на востоке ее называют волчьей ягодой, на севере вообще – лисьей. Маленькие такие, красные, на кустах с желтыми листьями растёт, – он протянул мешок Норвуду. – Так ты будешь или нет? Я зря собирал, что ли? Они вкусные, – он сказал это с такой детской обидой в голосе, что Джим не мог не улыбнуться.
Ягоды ему и в самом деле понравились. Сладкие и нежные, они напомнили ему, как он ещё мальчишкой бегал за ягодами в лес. Барт, как его ни упрашивали, не съел ни одной. Вскоре тронулись в путь. Постепенно берега становились все круче, обрывы – выше. Уже ближе к вечеру у Джима в голове сформировался вопрос, мучивший его уже несколько дней.
– Почему я городской? – вопрос этот прозвучал так неожиданно, что его спутники даже растерялись.
– Потому что вы родились в городе, сир, – немного испуганно сказал Барт, Ник лишь тихо прыснул от смеха.
– Да я не о том, – нахмурился парень, – Ник, в Лостиме один старик назвал меня городским. Но разве Лостим – не город?
– А, ты в этом смысле… Ну, ты видел же другие города? Большие, с множеством улиц и высоких красивых домов, там нет полей, пахоты, скота. Это все в окрестных деревнях. А у нас? Согласись, Лостим больше похож на деревню, чем на город, – ответ этот был настолько простым, что Джим просто проклял себя за непроходимую глупость, – А зачем тебе в Барвиль? Мне друг говорил, там нет ничего интересного, только порты да корабли сплошные.
– По работе, – отрезал Барт.
Так, однообразно проходили дни, молодые люди говорили обо всякой ерунде, отношение Барта к Нику не менялось, за что его постоянно журил Джим. Небольшие словесные перепалки между мужчиной и Волганом стали обычным делом. Постепенно Джим и Ник привыкли друг к другу: Джим привык, что Волган общается с ним как с равным, иногда грубовато, Ник привык к частым перепадам настроения и вспыльчивости Норвуда. Когда попадались небольшие рощицы, Ник собирал клубнику. После одной такой вылазки парень пообещал отвести Джима к холмам, сплошь покрытым дикой вишней. «Мы потеряем всего один день, зато вишни наедимся», – против такого Норвуд и противопоставить ничего не мог. И вот, оставив Барта около реки, они стали собираться к холмам. От предостерегающих речей прислуги Джим отмахивался.
Когда отъехали достаточно далеко, Ник с горечью спросил:
– И почему он меня так ненавидит? Что я ему сделал? – вопрос его, направленный в никуда, остался без ответа.
К полудню добрались до вишни. Парни оставили лошадей пастись в поле, а сами начали подъём по крутым холмам. Взобравшись на вершину, Джим замер от захватывающего дух зрелища. Весь холм был покрыт кустами, доходившими парням до пояса и красными от ягод; мелкие ящерки сновали туда и сюда в густой траве; кругом, куда только мог достать взгляд, колосилась золотистая рожь; совсем вдалеке, направо от их маршрута, зеленел густой сосновый лес; впереди их ждали огромные цветочные поля и пасеки; хорошо было видно извивающуюся Каньку, блестящую на солнце.
– Здорово, правда? – Волган, довольный, что смог удивить Джима, протянул ему пару ягод. – На, попробуй.
Вишня была кисло-сладкой, вязала язык, но очень вкусной. Наевшись до отвала, ребята повалились на траву. Возвращаться не хотелось. Вообще не хотелось уходить отсюда. Перед глазами Джима вдруг предстала Элина, красивая русая девушка с серо-голубыми глазами, чуть ли ни как две капли воды, похожая на Ника.
– А кто такой Пит? – Норвуд повернулся к Нику, тот нежился на солнце, забавно щурясь.
– Не, ты и так больно много обо мне знаешь. Это не честно, потому что я о тебе не знаю вообще ничего.
– А что ты хочешь знать? – Джим едва сдерживал рвущийся наружу смех: он никак не мог привыкнуть к тому, с какой детской и наивной обидой говорит его проводник. – Давай так, будем задавать друг другу вопросы по очереди. Идёт?
– Идёт, – Ник наконец-то повернулся лицом к собеседнику, обрадованный, что они могут поговорить без Барта. – Зачем тебе на самом деле в Барвиль?
– Родители решили туда переехать. Мне нужно там быть до зимы. Так кто же такой Пит?
– Жених Элины. А у тебя есть невеста?
– Нет, – честно ответил Джим, – ни невесты, ни друзей. Увы…
– Прости, – Ник потупил взгляд, а потом удивленно всмотрелся в лицо Норвуда. – Сколько тебе лет? Тридцать?
– Двадцать пять, а тебе-то что? – из-за обычного вопроса про невесту упало настроение. Быть одиноким никому не нравится.
– Знаешь, давай убирай свою грустную мину, а то в реку сброшу.
– Силенок хватит? – с издевкой в голосе спросил Джим. – Чтобы двадцатилетний мальчишка скинул меня в реку?
– А вот увидишь! И вообще, мне двадцать три!
– Невелика разница, – и после минутного молчания продолжил: – Двадцать три?! А глаза детские… Как так?
– Вот так, – улыбнулся Ник.
– А ты раньше бывал в Барвиле?
– Да, но очень давно. Меня на службу туда отправили, а как только попал в город, отправили обратно. Говорят, не нужны им там деревенские… Даже город не дали посмотреть, чуть ли не пинками выгоняли. Знаешь, я тогда в лес забрёл и заблудился. Мне маг помог выбраться.
– Кто? – Джим не смог сдержать смеха. – Кошмар, Ник, ты уже не ребёнок, чтобы верить в сказки.
– Никакие это не сказки! Чего ты ржешь? Он правда был. Создал огонёк, он и вывел меня на дорогу.
– Да-да, конечно. Скажи, он перед этим не напоил тебя? Добрый волшебник. Может он привиделся тебе, когда ты с отцом напился? – Норвуд продолжал смеяться, не веря в «доброго волшебника». И только когда он успокоился, заметил безразличный взгляд Волгана, устремленный в горизонт. И только сейчас Джим понял, что неслабо нагадил в только-только начавшую открываться ему душу. – Эй, Ник, – он осторожно дотронулся до его плеча, – я это… Не подумав, ляпнул. Прости?
– Угу, – вдруг Волган резко вскочил на ноги. – Гурды. В сторону Барта скачут. Бежим! – Ник потянул Джима за руку, помогая встать. В его глазах плескался страх.
– Да ты чего?
– Вставай говорю! Опередить их надо.
Сбежав с холма, быстро вскочили на лошадей, и Норвуд послушно погнал коня за Ником, плохо представляя, кто такие эти гурды. Барт ещё издали заметил мчащихся на всех парах товарищей. Ник, не спешиваясь, крикнул мужчине:
– Садись на Расту, нужно ехать дальше.
– Куда дальше? На лошадей посмотри, взмокли все! – не успел мужчина продолжить свою тираду, как раздался звук рога.
– Не доедем до нормального спуска к воде, больше их не увидим. Повезёт, если вообще потом смотреть сможем!
Гурды, кочевые разбойники, заработали себе славу безжалостных головорезов. Если им на пути встречались всадники, они либо убивали их, медленно и мучительно, будто наслаждаясь предсмертными криками и стонами, либо просто издевались над ними, оставляя их калеками, а их лошадей забирали себе, если лошади были молодые и крепкие, если нет – убивали. Так, гурды жили грабежом и разбоем, вселяя в сердца путников ужас.
Замысел Ника был до невозможности прост: перебраться на ту сторону Каньки и схорониться в одном из многочисленных оврагов. Минут пятнадцать бешеной скачки и они уже были у ровного спуска. Джим напряженно прислушался: до них доносился стук копыт. Ещё раз протрубил рог.
